— Тогда знай, что я привела тебя сюда, чтобы помучить тебя. Ты прав: мне плевать на твой Акселерационизм, и я уже исчислила твои дни. Я хотела подать тебе фальшивые надежды, чтобы ты был сброшен с большей высоты. И только твоя глупость и твоя усталость спасли тебя от этого.
— Прости, Кали…
— Мне не нужны твои извинения! Я хотела твоей любви, чтобы воспользоваться ею против тебя в твои последние дни и сделать их еще тяжелее. Но, как ты сказал, мы слишком изменились, и ты больше не стоишь трудов. Не думай, что я не могла заставить тебя улыбками и ласками снова полюбить меня: я чувствую в тебе жар, а мне не трудно разжечь его в мужчине. Но ты не стоишь той великой смерти, когда мужчина падает с высот страсти в бездну отчаяния. И у меня нет времени дать тебе что-нибудь, кроме презрения.
Звезды закружились вокруг него, нестирающиеся, жгучие, ее рука ушла из-под его ладони, когда она наливала еще две чаши сомы, чтобы согреться в ночи.
— Кали!
— Да?
— Если это даст тебе какое-нибудь удовлетворение, то я все еще забочусь о тебе. Это не любовь, или это слово ничего не значит. А то, что я подумал, имеет разные значения. Это чувство, по существу, безымянно, лучше таким его и оставить. Так что прими его и уходи вместе со своими шутками. Ты знаешь, что мы снова вцепимся друг другу в глотки, как только истощим запас общих врагов. У нас бывали частые примирения, но всегда ли они стоили той боли, которая предшествовала примирению? Ты побеждаешь, и ты богиня, а я поклоняюсь — разве не поклонение и религиозный страх создают комбинацию любви и ненависти, желания и страха?
Они пили сому в комнате Разбитого Сердца, и чары Куберы окружали их.
Кали сказала:
— Если я кинусь на тебя и стану целовать и скажу, что лгала, когда говорила, что солгала — чтобы ты засмеялся и сказал, что ты солгал, получится ли финальный реванш? Иди, Господин Сиддхарта! Лучше бы одному из нас умереть в Адском Колодце, потому что велика гордость Первых. Не следовало приходить сюда, в это место.
— Да.
— Значит, уходим?
— Нет.
— С этим я согласна. Давай посидим здесь и будем почитать друг друга некоторое время. — Ее рука легла на ее руку и погладила ее. — Сэм!
— Да?
— Ты не хотел бы лечь со мной?
— И таким образом скрепить свою гибель? Конечно!
— Тогда давай пойдем в комнату Отчаяния, где нет ветра и есть ложе…
Он пошел за ней из Разбитого Сердца в Отчаяние; пульс его быстро бился на горле. А когда он положил ее нагую на ложе и дотронулся до мягкой белизны ее живота, он понял, что Кубера действительно самый могущественный в Локапаласе, потому что чувства, которым была посвящена эта комната, наполнили его, и даже когда в нем поднялись желания, и он на ней — пришло ослабление, сжатие, вздох и последние обжигающие слезы.
— Чего ты желаешь, Госпожа Майа?
— Расскажи мне об Акселерационизме, Тэк из Архивов.
Тэк вытянул свой большой тощий костяк, и его кресло с треском подалось назад.
За ним были банки информации, довольно редкие записи заполняли своими пестрыми переплетами и запахом плесени длинные высокие стеллажи.
Он поглядел на леди, сидящую перед ним, улыбнулся и покачал головой. Она была в туго облегающем зеленом и выглядела нетерпеливой; ее волосы были вызывающе-рыжими, мелкие веснушки покрывали нос и полушария щек. Бедра и плечи были широкими, а узкая талия крепко дисциплинировала эту тенденцию.
— Почему ты качаешь головой? К тебе все идут за информацией.
— Ты молода, госпожа. За тобой всего три воплощения, если я не ошибаюсь. На этой точке твоей карьеры ты, я уверен, не захочешь, чтобы твое имя было занесено в особый список тех молодых, что ищут этого знания.
— Список?
— Список.
— А зачем тут быть списку при таких вопросах?
Тэк пожал плечами.
— Боги коллекционируют самые странные вещи, и кое-кто из них собирает списки.
— Я всегда слышала, что Акселерационизм считается полностью мертвым — тупиком.
— Так почему же этот внезапный интерес к мертвому?
Она засмеялась и уставилась зелеными глазами в его серые.
Архивы взорвались вокруг него, и он оказался в бальном зале в середине Шпиля в милю высотой. Была поздняя ночь, почти перед рассветом. Бал явно кончился уже давно, но в углу зала собралась толпа, в которой стоял и он. Кто сидел, кто полулежал, и все слушали невысокого, смуглого, крепкого человека, стоявшего рядом с богиней Кали. Это был Великодушный Сэм Будда, только что прибывший со своим тюремщиком. Он говорил о буддизме и акселерационизме, о временах связывания и об Адском Колодце, о богохульстве Господина Сиддхарты в городе Махартхе у моря. Он говорил, и его голос слышался далеко, гипнотизировал, излучал силу, доверие и тепло, и слова шли, и шли, и шли, и люди медленно теряли сознание и падали вокруг него. Все женщины были совершенно безобразны, кроме Майи. Она хихикнула, хлопнула в ладоши, привела обратно Архивы, и все еще улыбающийся Тэк снова оказался в своем кресле.
— Так почему этот внезапный интерес к мертвому? — повторил он.
— Но этот человек не мертвый!
— Нет? — сказал Тэк. — Не мертвый?.. Госпожа Майа, он мертв с той минуты, когда ступил в Небесный Город! Забудь о нем. Забудь его слова. Не оставляй в своих мыслях ни следа о нем. Настанет день, когда тебе понадобится обновление — так знай, что Боги Кармы ищут сведений об этом человеке в мозгу каждого, кто проходит через их залы. Будда и его слова отвратительны в глазах богов.
— Но почему?
O — Он анархист, бросающий бомбы, прекрасноглазый революционер. Он хочет скинуть само Небо. Если ты хочешь более полной информации, я воспользуюсь машинами, чтобы найти сведения. Ты позаботилась получить подписанное разрешение для этого?